Леонид Алексеевич ЛатышевФакультет: № 2, «Авиационные, ракетные двигатели и энергетические установки» Кафедра: 208, «Электроракетные двигатели, энергетические и энергофизические установки»
Автор: X-man 007 Опубликовано: 2005 г.
Старик тот еще. Очень много забывает, особенно поставить отметку о зачете в ведомости, когда в зачетку поставил. Из-за него меня не допустили до экзамена. И я его не нашел.
Теперь мне полный п…ц. Теперь мне будет автомат (не «автомат») и кирзовые сапоги.
Автор: GL Опубликовано: 2007 г.
Очень хороший человек, очень много знающий, хорошо и интересно учит. Хотя на первом курсе кажется, что он напрягает, но, дойдя до пятого, начинаешь его очень сильно уважать. В общем, один из лучших преподов. Побольше бы таких.
Автор: Виктор Смирнов, smirnovviktor52@icloud.com Опубликовано: 2021 г.
Я учился в МАИ в 1973—1979 гг., поэтому моё впечатление опирается на события тех лет.
Латышев читал несколько лекций на 1 курсе на тему «Введение в специальность», когда в те годы и в науке, и среди преподавателей не было устойчивого понимания теории плазмы; были лишь теории, не подтверждённые на практике, в которых были и заблуждения. А у студентов 1 курса вообще никакого кругозора не было. Книг в открытой печати было мало, а научные статьи и прочие иностранные публикации были на английском языке.
Тем не менее, Латышев предложил студентам написать свою работу на эту тему. Я любил ходить по центральным магазинам Москвы, поскольку считал, что настоящий инженер должен быть в курсе и иметь в домашней библиотеке научные книги на самые разнообразные темы, касающиеся 2 факультета (и не только). Это «не только» касается хобби, личных интересов и особенно интересов от рождения — по призванию.
На 1 курсе я чисто интуитивно купил небольшого объёма книжку «Электрические межпланетные корабли», в которой были лишь словесные описания предположительных взглядов на некоторые аспекты проблем по этой теме. Именно оттуда я и взял выдержки на заданную тему, по сути — списал.
Принимал Латышев эти работы лично, читал их в присутствии студента. Нашёл там некоторые заблуждения автора той книги и указал мне на них, но работу принял — «зачёт». Как выкручивались другие студенты, я не знаю, ибо кругозор на эту тему у 99 % студентов был нулевым, как и у меня.
Эти несколько лекций Латышева имели полемический, «точечный» характер, и связать их в единый образ (у меня от рождения память образная, а не безобразная) было невозможно. Но он любил повторять фразу «А вы уже должны всё знать!». Эта фраза шизоидная.
В конце 1 семестра — экзамен с оценкой! Какие будут вопросы — мне не было известно, он сохранил это в тайне. На экзамене выяснилось, что все устные вопросы касались терминологии и чисто справочных цифровых данных, которых «целое море», и запоминать их специально не имело смысла; всё запоминается само собой, автоматически, если сталкиваешься с этим ежедневно в повседневной конкретной работе (даже месячный перерыв на отпуск ведёт к пробелам в памяти. (Память у всех работает по-разному, но у меня — так.) На этом экзамене выяснилось, что он большой любитель склонить студента к несдаче. При этом он входил в азарт, а азарт — это признак наличия психологической зависимости, признак наличия психической и нервной болезни. На это я обратил внимание сразу. В конце экзамена он сокрушённо сказал мне (в присутствии других студентов): «Надо же, выкарабкался!..» Эти его слова я помню до сих пор — в свои 68 лет. Они были, как нож в сердце. Он еврей, а я русский. Он русофоб, и, конечно, на этом экзамене я понял, что по окончании МАИ мне оставаться работать в стенах МАИ не имеет смысла. Здесь процветает русофобия и чисто еврейские взаимоотношения с фатальными последствиями для русских. Как выяснилось на последующих практиках на различных заводах и предприятиях Москвы (в период обучения в МАИ и после), такая русофобия процветает везде в рамках состава и причастности к Министерству авиационной промышленности СССР. Я сразу сделал соответствующие выводы.
Второй эпизод, связанный с Латышевым, был во время написания дипломной работы. Он подвизался провести учёт процента выполненной дипломной работы. Сели. Я стал рассказывать, и сказал что-то такое, что привело его в дикую ярость и бешенство. Он вошёл в состояние невменяемости, перестал меня слушать, с криками и бранью выбежал из аудитории и побежал в кабинет напротив — к декану факультета Рыбакову, руководителю темы этой дипломной работы. Очень долго его не было. Но процент выполнения он поставил мне — 5 %. Но это не помешало мне защитить диплом первым и с теми же цифровыми результатами расчётов, которые получились. Против формул не попрёшь! Всё проверяется экспериментально, и если получились нежелательные цифры, и эксперимент идёт вразрез с теорией, то выясняют, с чем это связано; и причин тут может быть великое множество — в этом анализе и заключается подбор и выбор того способа расчёта, с той необходимой точностью, которая требуется для решения данной задачи в эксперименте. В данном случае ни одного эксперимента на опытной установке не было, а приведённый мною расчёт носил оценочный характер. Да и сама тема экспериментов принадлежала аспиранту Глазову, который за мой интеллектуальный счёт хотел блеснуть своим умом.
Этот Глазов с каф. 208 был редкостным подлецом, с очень узким кругозором в разных науках, и к дипломникам относился очень пренебрежительно. Поэтому тему диплома я развивать не стал и ничего не написал о том, к каким массовым фатальным последствиям может привести выброс аммиака в атмосферу во время эксперимента, когда рядом с проходной МАИ (впритык!) расположен жилой дом сталинских времён, который зимой отапливается каменным углём, кучей лежащим во дворе.
В принципе, Латышев должен был всё об этом знать, однако, будучи хитрецом, он решил тоже сделать вид, что ничего не знает. В данном случае, подобные вопросы должны решаться вердиктом кафедры химии МАИ, чтобы не брать на себя лишнюю уголовную ответственность. Но там был полный произвол и безответственность.
Разумеется, уже в эти молодые годы я сделал свои нелестные выводы о МАИ в целом.
